Ты родился в Москве? Кем были родители?

Я родился в Москве в двух шагах от главного здания МГУ, в том же университетском анклаве, где обитаю по сей день. Мой отец был правоведом с мировым именем, а мать — юристом МГУ. Папа начиная с конца 60-х годов посещал США и Канаду в качестве приглашенного профессора, да и здесь, в Москве, у него было много аспирантов американцев. Тогда Штаты казались неизведанной планетой, но не для меня. Еще когда я был сопляком, со мной постоянно возились всевозможные дяди Джебы, Томы, Джефы и Питеры, которые забегали домой к любимому шефу поесть маминого борща и потрепаться. Впоследствии я пошел по стопам родителей и закончил юридический факультет МГУ, затем аспирантуру, получив научную степень. Позже я много лет работал в крупной международной юридической фирме со штаб-квартирой в Вашингтоне, округ Колумбия. Позже стал управляющим партнером собственной юридической фирмы. Сейчас я сочетаю юридическую практику с наукой, занимаясь правом Европейского союза и Американским правом науки и технологий. Но музыка никогда не умирала для меня. Я до сих пор много сочиняю. Жизнь без музыки и поэзии для меня немыслима. Из-за моих музыкальных экивоков мне довелось хлебнуть горя в эпоху развитого социализма, но я никогда об этом не жалел.

То есть ты был ребенком из мажорной семьи, который с детства хотел что-то сочинять?

Я был конченым мажором, как и прочие пареньки и девицы моего круга из универа. Впрочем, наше мажорство было лишено какого-либо снобизма, мы не считали себя выше других, просто у нас было больше возможностей доставать модные пластинки, музыкальные журналы и интересные книжки на английском языке… Мы всегда щедро делились всем эти с тем, кто был лишен таких возможностей… В то время, когда почти все слушали итальянскую попсу или так называемый Дипапл, я любил Talking Heads, Blondie, Swing Out Sister, Matt Bianco, Madness и иже с ними. Еще я обожал King Crimson, Frank Zappa, Weather Report, Pat Metheny… и, как ни странно, Earth, Wind & Fire. Это очень сильно отличалось от того, что тогда в массе своей слушала молодежь… Но я всегда любил ходить по "глубокому снегу" и всегда избегал есть "желтый снег" (never eat yellow snow).

Когда у тебя появилось желание научиться играть на гитаре?

По-моему, в 1978 году моя мать защитила кандидатскую диссертацию. В честь защиты она получила в подарок гитару, к которой очень быстро потеряла интерес. Я тогда учился в шестом или седьмом классе. Эта гитара, Musima Resonata, очень быстро перекочевала ко мне в комнату, где я на одной струне быстро подобрал "Сурка". Потом я стал сам выдумывать свои собственные аккорды. Три "блатных" мне показала жена моего старшего брата. Видя мою одержимость, мама наняла мне музыкального репетитора, классного гитариста и меломана Мишу Мушникова, который начал меня учить играть. Нот я не знаю до сих пор. Всё играю на слух. Помню, очень быстро поменял нейлоновые струны на своей первой гитаре на металлические, так как нейлон у меня ассоциировался с КСП (Клуб самодеятельной песни. – Примеч. ред.). Я всегда был жертвой музыкального голода. Когда я не мог найти чего-то, что мне бы хотелось послушать, я это отсутствующее писал. Этакий барон Мюнхгаузен, вытаскивающий сам себя из болота за парик.

В 1982 году ты поступаешь в МГУ, на улицах в центре Москвы уже были неформальные группировки, как ты к ним относился?

Ну поскольку у меня хипповал старший брат, то к хиппи я относился нормально. В каждом большом городе тогда был свой "пупок". В Питере музыкальная тусовка облюбовала "Сайгон", в Москве оккупировала кафе – стекляшку "Турист". Там мы часами пили кофе, так что кофеин капал из задницы, обсуждали квартирники, грядущие скандальные концерты, делились пластинками, менялись записями, западными музыкальными журналами и стеляжным раритетным барахлом с Тишинского рынка, прокалывали булавкой друг-другу уши, чтобы вставить в них фенечки, договаривались о совместных записях на подпольных студиях и клеили девчонок. Завсегдатаями этого прикольного местечка были "Ночной проспект", "Фаня" (моя группа), "Николай Коперник", "Кабинет", "Центр", "Мистер-Твистер", Андрюха Якушин, порою Анжей фон Брауш, Агузарова и Хавтан, Ия Моцкобили, Паша Шевелёв (Манго-Манго), Андрей Шнитке, Кинчев, Мамонов; великие московские тусовщики и организаторы сэйшенов Максим Суровцев-Бутов, Вишняк, Улашин и Глюк. Всех не упомнишь. Было ощущение свежего морского бриза и соли на губах.

Как ты относился к ленинградской тусовке?

По-разному очень. Московская тусовка разительно отличалась от питерской. Вы спросите чем? Сравните "Браво" с "Кино", и вы поймёте, чем именно… Питер мне нравится. Но я родом из Москвы. У москвичей иной менталитет. Москвичи — российские нью-йоркеры, питерцы — уроженцы российского Бостона. Что касается музыки, то некоторых питерских музыкантов я обожаю, а некоторых не слушаю просто. Больше всего среди питерцев я люблю Майка. Думаю, это лучшее, что было в питерском рок-н-ролле. Умер Майк рано, по той причине, что всё пропускал через себя, он не знал, что такое лицемерие, все его песни удивительно искренние. Они как обнажённый провод. Они пронзают насквозь. Майк был человеком — открытой раной. В отличие от БГ, никакого лишнего эстетизма, витийства, замысловатых образов. Это была музыка чувств, а не интеллекта. Именно таким должен быть  настоящий рок. Майк — это голая трагическая искренность. "Странные игры" всегда нравились, так как люблю Madness. БГ вызывает во мне mixed emotions. Эрудированный, талантливый человек. Больше всего я его ценю как популяризатора творчества David Byrne, Bob Dylan и David Bowie. Да… take me to the river, drop me in a water… возьми меня на реку… Что касается Цоя… я не говорю, что он неинтересен. Просто я отношусь иронично к пафосу "вожаков поколения". Что-то в этом есть от комсомолии. Хотя Цой, безусловно, заслуживает место в "галерее славы". Наверное, это я моральный урод. У меня к "вожакам поколения" такое же отношение, как к начальству на работе. А отношение к начальству у меня так себе… Я никогда не был коллективным существом. Не люблю корпоративные мероприятия, большие скопления людей, государственные праздники, даже собственный день рождения и новый год ненавижу, усматривая в них риск нарушения своей приватности. Но я обожаю маленькие компашки и общение с глазу на глаз. Праздники не по поводу, а без всякого повода. Я всегда был хреновым начальником, так как мне было лень распоряжаться, приятней было сделать всё самому. Подчиненный я тоже никчемный. Если я не чувствую уважения к боссу или не вижу его интеллектуального и морального превосходства, мне скучно выполнять его указания. А уж если я испытываю антипатию.. мамочки… лучше не думать об этом. В этой связи я мерзок в коллективе и окружающим и самому себе. Поэтому всячески избегаю коллективных отношений и сомневаюсь, что ВСЕ командиры от Бога… Поэтому я — абсолютный одиночка, и Цой не для меня.

А Кинчев?

Единственный человек, который смог перейти эту границу между Ленинградом и Москвой. Костя обладал даром самоиронии. Это его спасало. Приятный и талантливый чувак. А песня "Соковыжиматель" — блеск. Как и Мамонов, он был прекрасным фронтмэном, обладая изрядными артистическими способностями.

Ты поступаешь в МГУ и создаёшь свою первую группу "Фаня", правильно?

Да. Мы создали "Фаню" с моим другом Сашей Ярчевским (Хлап), с которым вместе учились на юрфаке МГУ.  Мы с ним были безумны как Мартовские Зайцы. Однажды мы вместе оказались в Риге. Стоял чудовищный холод. Я купил мандарины, и у меня порвался на улице пакет. Упав на асфальт, они разбились, как стеклянные. Мы бродили вечером по улочкам Старого города и смотрели на тускло светящиеся окна. Границы нашего бытия истончились. Возникло ощущение перехода в гиперреальность. Было такое ощущение, что стоит отвернуться, и за нашими спинами здания меняются местами.  Мы представили себе обитательницу этого зазеркалья, пожилую женщину по имени Фаня, живущую в одной из потусторонних загадочных мансард. Ее седина была подкрашена фиолетовым, что сочеталось с её глазами без зрачков цвета лунного серебра. Фаня устраивала ночные чаепития, куда приходили с визитом манекены из окрестных магазинов. По улицам ездили бледные трамваи. Под фонарем целовались мертвецы, думая, что живы…отчетливое понимание того, что мертвый организм не может стать солдатом, не может быть рабочим… Всё это почему-то очень веселило нас с Хлапом. Мы перестали замечать холод и  отправились в Юрмалу последней электричкой. Море замерзло. Мы долго шли по льду …и плакали от смеха. Вернувшись в Москву, мы решили создать группу и назвать её Фаней. В последнем вагоне, в последнем купе — ты как могикан на военной тропе…попутчик тебе презентует укус, но ты всё же рад, что в движенье экспресс под названием блюз… Мы с Хлапом написали множество песен в соавторстве. Позже к нам присоединилась Ия Моцкобили, значимая фигура в московской и питерской тусовке, потрясающая вокалистка, и      Володя Гуськов, не здешней техники гитарист. Ия уже много лет проживает на Гавайях, каждый раз оказавшись в Штатах, всё мечтаю к ней заскочить… но не складывается.. Володя, кажется, обитает в Нидерландах... А выглядели мы тогда так (первый фестиваль московской рок-лаборатории):

Позже образовался еще один состав – группа "Колледж". Рядом с моим домом находится гостиница "Университетская". Будучи студентом, я иногда забегал в гостиничный ресторан отметить сдачу сессии. Там играли совершенно инопланетные лабухи. Они исполняли пьяненьким постояльцам Стиви Уандера, Колтрейна, "Сантану и Веза Репорт". Я пригласил их выпить вместе. Так я познакомился с Жекой Богданенко, великолепным джазовым и фанковым гитаристом, который тогда в основном играл с Кабзоном, потрясающим саксафонистом и скрипачом Борей Кургановым, который сейчас живет в Нью-Йорке и много лет играл в составе Майкла Брейкера, Колей Лёзиным, аранжировщиком от бога. Вместе мы создали ядро группы и стали выступать с моими песнями. Универ мы поставили на рога… Думаю, среди московского андерграунда тогода никто не мог так невероятно играть...  "Колледж" существовал недолго… Всё яркое и пронзительное живет не долго…

Расскажи про свой прикид в то время.

Прикид тянул на пятнадцать суток. Мы все были тогда чудовищными фриками. Это была форма протеста против серости и конформизма. В коллективистском обществе мы всячески холили и лелеяли свою режущую глаз индивидуальность. Нам нравилось заниматься эпатажем, хотя порою это было рискованным занятием. Серьга в ухе, черная губная помада, клетчатые "бэгги-траузерс", странные шузы "казимир", просторные пиджаки из 50-х, купленные у старьевщика на Тишинском рынке … Нечто среднее между советским инженером, Madness и Cure… Удивительно, как часто яркие индивидуальности рождаются под прессом общества. Графит превращается в алмаз под воздействием чудовищного давления и жутких температур, черные дыры превращаются в сверхновые, глубоководные рыбы, поднятые на поверхность, взрываются от собственного внутреннего давления. Я не могу существовать без прессинга. Если его не будет, меня разорвет изнутри на части.

В середине 80-х ты стал в Москве очень известным андеграундным исполнителем. Как это произошло?

Было две линии на самом деле: в университете был главный режиссёр студенческого театра Женя Славутин, я с ним дружил, пел там своим песни. В театре была группа "Несчастный случай", с ней я тоже дружил, некоторые мои песни они до сих пор исполняют. Помимо Бутова в Москве еще устраивал квартирники Павел Шевелёв, который сыграл огромную роль в моей жизни, я думаю как-то постепенно через этих людей я стал известным. Не думал никогда об этом. Я особо не реагировал на общественное мнение как официоза, так и андеграунда. Всё началось с посиделок на кухнях. Посиделки переросли в квартирники, квартирники в запись альбомов и большие концерты.

Однажды мне позвонил Лёша Кортнев, мой старый товарищ по МГУ, и попросил несколько моих песен для исполнения "Несчастным случаем"...Ребята даже просили спеть одну из них на студии для их альбома "Межсезонье". Я уважаю творчество "Несчастного случая", хотя они совершенно из другой песочницы. Шикарный московкий фанк- и соул-музыкант Дима Перец (Бенарес Экспресс) тоже исполнил пару моих песен, в частности "Сестры милосердия". 

В какой момент ты решил, что настало время с Лёшей Борисовым, который учится на этаж ниже, записать альбом "Привет, Москва!"?

Не сразу, хотя мы выступали вместе на первом мероприятии Московской рок-лаборатории и знали друг о друге, в какой-то момент с Лёшей и Ваней Соколовским мы решили записать вместе альбом. Надо сказать, что мы его интересно записывали. Вообще первая моя попытка записать что-либо в студийном варианте была с неким Михаилом, у которого был Casiotone, но получилась какая-то фигня, и я её поставил Ване, он сказал, что можно сделать поинтереснее, я ему предложил сделать вместе альбом, Лёша и Ваня отнеслись к этому с большим энтузиазмом. Мы записали у меня на квартире альбом в моей маленькой комнате, мои родители очень терпимо к этому отнеслись, хотя мы выпили всю папину чачу, шумели ночью, но за неделю альбом был готов. Ваня играл на старинном, винтажном моно-синтезаторе KORG, у Лёши была красная электрическая гитара Yamaha, я играл на самопальной очень хорошей акустике. К сожалению между записью альбома и выпуском его на CD прошло много лет, свой мастер-экземпляр я помню, что не тиражировал, если кто-то хотел переписать, то давал переписать. Однажды я познакомился с финским диджеем и подарил ему свой единственный экземпляр, потому что мне хотелось, чтобы они покрутили его по радио в Хельсинки, и они действительно его там потом покрутили, правда, я остался без своего единственного экземпляра. У меня остались кассеты с акустикой ужасного качества и запись с репетиции, которая тоже не очень. Хорошо, что в начале нулевых кто-то на дачном чердаке нашёл эти плёнки, Ваня Соколовский сделал мастеринг, и мы выпустили CD, оформление альбома делал полностью лично я сам, лейбл, который указан на компакт-диске, — вымышленный.

Ты общался в ту пору с нью-вейверами из других городов?

Я наверное был чисто московский чувак, пока не стало возможным слетать в Нью-Йорк. В начале девяностых я часто бывал в Америке, там тоже играл квартирники, обо мне там почему-то слышали, им там было страшно интересно, что у нас происходит.

Круто. А как там оказался?

Поначалу нелегалом у очень известного художника за четыре с половиной доллара в час, у которого картины в начале шестидесятых выставлялись в Метрополитане. Он очень много слушал Боба Дилана, очень его любил и был очень на него похож. Однажды я пришел на работу, начал сворачивать его полотна, чтобы отнести их на антресоль, и вдруг вижу на диване сидит его двойник и с ним пьёт чай. Выяснилось, что это настоящий Боб Дилан, и мы познакомились, я рассказал, что тоже балуюсь музыкой, он меня попросил сыграть, я ему и сыграл, а он достал гитару и подыграл, ему было тоже интересно.

Вот у тебя была песня "Я провожаю брейк", то есть брейк в СССР только появился, а ты его уже провожаешь, когда ты понял, что с этим можно играть?

Я никогда к музыке не относился разумно, я не искал тем, просто писал душой и сердцем и чем-то ещё. Я совершенно не думал, что это окажется модным и так далее, причём писал все песни очень быстро, "На разных квартирах" была написана за полчаса.

Почему до сих пор советский музыкальный андеграунд восьмидесятых так всем нравится?

Я думаю, закон исторической спирали имеет место быть, ведь то, что у нас в России происходит сейчас, очень похоже на то, что происходило, когда я был в андеграунде. Хотя новая волна русской андеграундной музыки имеет мало сходства с нашей, новые стили, новый звук, но ощущение несвободы возвращается.

А что ещё связывает?

Углубление в себя, поиск внутри себя островков света, когда вокруг всё не очень.

Песню "Гидролиз любви" ты написал на акустике?

Да, я ее написал на акустической гитаре, до сих пор могу ее сыграть.   

Ты до сих пор пишешь песни?

Да, я продолжаю этим заниматься, правда пишу теперь очень много разных стихов, часто вспоминаю те времена, совершенно сумасшедшую атмосферу, где был и флёр и драйв, когда казалось, что даже воздух пахнет по-другому, всё накалено как электрический провод. Мне жаль, что сейчас нет этого ощущения, но сейчас похоже оно опять начинает возникать, андеграунд в России возрождается. Видишь, когда в советские времена я и другие коллеги отыгрывали квартирники, литовали тексты перед каждым выступлением, очень много групп замешивали свое творчество на политике, игнорируя другие стороны жизни, которые, может, и не столь очевидны, но имеют куда большую глубину с моей точки зрения. Внутри себя я всегда что-то сочиняю, но не всегда записываю.

А у тебя на чём замешано было с твоей точки зрения?

Я, как чукотский акын, писал то, что чувствую, и то, что вижу, буквально на ходу, причем постоянно, каждый день. Недавно я у себя дома обнаружил список выступающих за 1986 год у Вадима Суровцева-Бутова на квартире, когда родители у него уехали в долгую командировку то ли на год, то ли на два, и я вспомнил, что с кем я там только не переиграл, сразу нахлынула куча совершенно сумасшедших историй того времени. Я скучаю по подобной искренности и ощущения братства своеобразного, хотя понятное дело, что каждый играл свою музыку.

С чем можно сравнить те квартирники у Бутова и как их организовывали?

С такими партизанскими играми (особенно до появления Московской рок-лаборатории). Один чувак из тусовки обзванивал других чуваков, по телефону сообщал время и станцию метро под честное слово, что те никому больше не расскажут, те точно так же звали других, тоже под честное слово. У станции метро стоял проводник, который всех приводил на квартиру, где проводился концерт. Музыканты были очень доступны на этих концертах для своей аудиотории, всё это дело записывалось на магнитофоны, потом эти пленки распространялись. Но были и казусы в этих историях, когда жаловались на шум соседи, прибегала по лестнице милиция и всех арестовывали. В интернете есть моих два квартирника, записанных у Бутова.

Правильно ли я понимаю, что в девяностых и нулевых тебе стало менее интересно заниматься музыкой?

Нет, я продолжаю писать песни, хотя, по правде сказать, мне сейчас больше интересно писать стихи. На сайте стихи.ру есть моя страничка, там их огромное количество, я не обещаю, но с Игорем Мацкевичем (известный доктор юридических наук), может быть, вскоре мы выпустим новый альбом.

Если вернуться в 1987 год, какие у тебя были любимые альбомы?

Сейчас попробую вспомнить, KajaGooGoo — второй их альбом, The Police — Synchronicity, я их всегда любил, Frank Zappa — Jazz from hell, альбомы Weather Report и много джазовой современной музыки, The Cure — Wish, к Depeche Mode я относился с некоторой прохладой, всегда обожал Cocteau Twins. Помню, в те годы в клипах The Smiths Моррисси и другие музыканты катались на великах, мне это очень нравилось, нравился очень Elvis Costello.

Были какие-то вещи в той перестроечной Москве, по которым ты сегодня скучаешь?

В те годы Москва была добрым городом, сейчас этот город очень злой. Многие говорят, что я испытываю ностальгию по молодости, на самом деле я испытываю ностальгию по той Москве и отношению между москвичами. Мне нравилось, что можно было зайти к незнакомому соседу и стрельнуть у него три рубля до зарплаты, которые ты потом честно отдавал, или попросить соли. Люди собирались друг с другом на кухнях, общались, мне нравилось отсутствие этого чудовищного бизнес-ритма, который ломает людей. Как сейчас выглядит город, мне не нравится, потому что это полная безвкусица, старый купеческий город потерял свое тепло, которое не смог уничтожить социализм. Сейчас, почти под корень очень многое снесено и изничтожено. Понятие "интеллигенция" исчезло, есть просто специалисты в своих узких областях, но это вовсе не означает, что это интеллигентные люди, а ведь искусство всегда делается интеллигентными людьми, потому что в нём важна духовная составляющая. Хотя, может быть, где-то есть 17-18-летние, которые делают что-то великое и интересное, просто я в свои 55 их не знаю.

А у тебя было предчувствие в 89-90-м году?

Да, конечно, было предчувствие. Это проявлялось во всём, вдруг воздух начал как-то по-другому пахнуть, было тревожное настроение по утрам. В 1991-м я стоял у Белого дома, и прямо передо мной из танка вылез мальчишка лет восемнадцати, разрыдался и сказал, что он не может давить людей… тут же его и других солдатиков облепили какие-то бабки, которые начали их кормить пирожками, поить чаем… А потом… вы знаете, что было потом… Но это совсем другая история.

Спасибо тебе большое!

И тебе!    

В этом микстейпе неизданные песни Алесандра Барабашева. Подготовил материал и общался Артур Чаритон.